Джону Леннону исполнилось 75 лет

Джон Леннон оказал глубочайшее влияние на формирование западной культуры второй половины ХХ века. Автор и соавтор множества песен, которые стали гимнами – любви, революции, свободы – личность сложная и во многом противоречивая, он иногда раскрывался в интервью, поясняя мотивы своих поступков. Одно из таких больших интервью он дал журналу «Playboy» в сентябре 1980 года, за месяц до своей гибели.

– Как насчет обвинения, что Йоко тебя приворожила и теперь ты под ее контролем?

– Это чушь. Никто меня не контролирует. Я не поддаюсь контролю. Единственный человек, который может меня контролировать – я сам, но и это очень редко получается.

– Тем не менее, многие верят в это.

– Если кто-то производит на меня большое впечатление, будь то Махариши или Йоко Оно, всегда наступает момент, когда оказывается, что король-то голый. Наступает прозрение. Слушайте все, кто думает, что я позволяю себя дурачить: вы меня оскорбляете. Что вы думаете о Йоко – ваше дело. Мне важно, что я о ней думаю. Я живу не для вас. Я живу для себя, для нее и для ребенка!.. Никто и никогда почему-то не говорил, что Пол меня околдовал или что я опутал его своими чарами. Никто не считал это ненормальным, когда два парня жили вместе. Почему они никогда не задавались вопросом: «Почему это они всегда вместе? Интересно, а чем это они занимаются за кулисами? Что это значит: Джон и Пол? Как они могут так долго быть вместе?» В ранние годы мы больше пробыли вместе, чем Джон с Йоко: вчетвером спали в одной комнате, чуть ли не в одной постели, в одном грузовике, были вместе ночью и днем, ели, ходили в туалет вместе! Понимаете – все делали вместе! И никто тогда не говорил ни слова про «чары». Вот сейчас Rolling Stones поздравляют с тем, что они вместе уже 112 лет. Во дают! Хорошо, что у Чарли и Билла есть еще свои семьи. В 80-е годы люди будут говорить: «Почему эти парни все еще вместе? Разве они не могут вкалывать самостоятельно? Почему вокруг них всегда должна быть команда друзей? Неужели лидер боится, что кто-то пырнет его ножом в спину?» Вот какие вопросы им будут задавать. Вот какие, черт возьми, вопросы! Коллеги и кумиры мужского пола « это нормально, когда тебе 16, 17, 18 лет. Но, если тебе – 40, а ты еще живешь той жизнью, это значит, что в голове у тебя ты все еще 16-летний.

– Желание оставить «Битлз» было связано с тем, что ты встретил Йоко?

– Как я уже говорил, мысль об уходе зародилась еще до встречи с Йоко, но, когда я познакомился с ней, было ощущение, как будто она – моя первая женщина. А когда у тебя появляется женщина, ты оставляешь приятелей в баре, а сам уходишь. Ты уже больше не играешь с ними в футбол или в бильярд. Некоторые, правда, продолжают играть – но только по пятницам. Когда я нашел свою единственную женщину, интерес к друзьям пропал, они стали просто школьными приятелями, не более. Как поется в песне, «эти свадебные колокола разбили нашу старую компанию». Мы поженились спустя 3 года, в 1969-м. Это был конец нашей «старой компании». Просто так случилось, что ребята оттуда были знаменитыми людьми, а не просто ребятами из местного бара. Все были страшно недовольны.

– Джон, я знаю, тебе тысячу раз задавали этот вопрос, и все же: почему ты считаешь, что Битлз не могут снова собраться вместе, чтобы заниматься музыкой?

– Зачем опять возвращаться к школе? Почему я должен возвращаться на 10 лет назад, чтобы поддержать иллюзию, которая, как всем известно, уже не существует? Она не может существовать.

– Забудем про иллюзию. Но почему бы не делать иногда великую музыку вместе? Ты согласен, что «Битлз» делали великую музыку?

– Почему «Битлз» должны давать еще что-то? Разве они не дали все, что могли, за 10 лет? Разве они не отдали самих себя? Ты рассуждаешь как типичный фанат, который безумно любит своего кумира, но завтра может его возненавидеть. Он говорит: «Спасибо вам за все, что вы для нас сделали в 60-е, но что вам стоит сделать мне еще одну инъекцию? Сотворить еще одно чудо?»

– Мы не про чудеса говорили, а про хорошую музыку.

– Роджерс когда-то работал с Хартом, потом стал работать с Хаммерстайном. По-твоему, он был не прав? Обязан ли Дин Мартин выступать вместе с Джерри Льюисом только потому, что мне нравилось их совместная работа? Что это за игра такая – делать что-то только потому, что это нравится другим? Вся битловская идея была делать то, что вы хотите, правильно? Когда я был битлом, я считал, что мы – лучшая группа в мире. Мы все так считали, и именно вера в это сделала нас теми, кем мы были, называйте это лучшей рок-н-ролльной группой, поп-группой или чем угодно. Но проиграй мне сегодня все эти записи – я скажу: хочу переделать все до одной, черт возьми. Нет ни одной... Вот вчера я слышал по радио «Lucy In The Sky With Diamonds». Это ужасно. Запись просто страшная. То есть песня-то отличная, но сделана плохо, понимаешь? Художник всегда собой недоволен, иначе он не может творить.

– Многие полагают, что ни одна из песен Пола после распада не может сравниться с его песнями битловского периода. Честно, считаешь ли ты, что какие-то из твоих песен послебитловского периода будут помнить так же долго, как «Strawberry Fields Forever» или «All You Need Is Love»?

– «Imagine», «Love» и песни, сделанные с «Plastic Ono Band», можно поставить в один ряд с любой песней битловских времен. Они ничуть не хуже.

– Кажется, ты пытаешься сказать: «Мы были просто хорошей группой, которая делала хорошую музыку», а весь мир говорит: «Это была не просто хорошая музыка, это была самая лучшая музыка».

– Если самая лучшая, то что из этого? Она не может повториться! Когда что-то хорошее кончается, об этом почему-то все говорят так, будто вся жизнь кончилась. Но когда выйдет интервью, мне будет 40, Полу 38. Элтон Джон, Боб Дилан – все мы еще сравнительно молоды. Игра еще не окончена. Все говорят про последнюю пластинку или последний концерт «Битлз», но даст бог, впереди еще 40 лет продуктивной жизни. Я не берусь судить, что лучше «I Am The Walrus» или «Imagine». Пусть судят другие. Я не сужу, а делаю.

– Всегда было много разговоров: нынешние битлы – страшные враги или лучшие друзья?

– Ни то, ни другое. Я давно уже не видел никого из битлов. Кто-то спросил меня, что я думаю о последнем альбоме Пола, я ответил, что, по-моему, Пол там грустный, в депрессии. Но потом понял, что не слышал всего альбома, а только один трек «Coming Up». Он мне показался добротной работой. Я слушал еще что-то, и мне показалось, что Пол чем-то угнетен. Но я не слежу за работой «Wings». Мне наплевать, что они там делают, или что Джордж делает на своем новом альбоме, или Ринго. Мне это неинтересно, так же, как меня не интересует то, что делают Элтон Джон или Боб Дилан. И не потому, что я такой черствый. Нет, просто я слишком занят своей собственной жизнью и я не могу следить за тем, что делают другие, будь то «Битлз», мои товарищи по колледжу или те, с кем я был тесно связан до «Битлз».

– Как ты оцениваешь роль Пола после того, как он ушел из «Битлз»?

– Я восхищаюсь тем, как Пол начал все с нуля, сколотил новую группу и стал играть в маленьких танцзалах. Именно это он хотел проделать с «Битлз»: чтобы мы вернулись в танцзалы и опять делали то, что и раньше. А я не... В этом была одна из серьезных проблем, наверное, не знаю. Но я восхищаюсь тем, как Пол сошел со своего пьедестала и сейчас он опять на нем. Он сделал то, что хотел сделать. Это хорошо, но это не то, что хотел я.

– Тогда поговорим о вашей совместной работе. Какой вклад вносил каждый в команду авторов Леннон-Маккартни?

– Можно ответить так: он обеспечивал легкость, оптимизм, а я вносил грусть, диссонанс, блюзовые интонации. Было время, когда я думал, что не умею сочинять приятные мелодии, что это дело Пола, а я больше по прямолинейному рок-н-ролл. Но когда я думаю о некоторых своих песнях, например, «In My Life», то прихожу к выводу, что они также мелодичны, как и лучшие песни Пола. Пол много учился, играл на многих инструментах. Он, бывало, говорил: «Почему бы тебе не изменить этот фрагмент? Эту ноту ты уже 50 раз использовал». Потому что я хватал ноту, совал ее в песню и был доволен. Потом моя роль часто заключалась в том, что именно я решал, как будет дальше развиваться дальше моя песня, для которой у Пола было только начало. Во многих песнях «мост», середина принадлежит мне.

– Например?

– Возьмем «Michelle». Мы с Полом жили в какой-то гостинице, однажды он входит, что-то напевая. Это были первые аккорды Michelle (поет первый куплет). Он говорит: «А что дальше?» В то время я увлекался певицей блюзов Ниной Симон, много слушал ее и вспомнил, как в одной песне она тянет. Это навело меня на мысль придумать что-нибудь в этом роде.

– А какие различия были в текстах?

– Мне всегда было легче писать тексты, хотя Пол тоже способный автор, только он не считает себя таковым. И поэтому не старается. Вместо того, чтобы принять на себя всю ответственность он старается уклониться от нее. «Hey, Jude» – вот отличный текст. Здесь нет моего вклада. И в других его песнях есть отличные строчки, которые показывают его потенциальные возможности как текстовика. Только он редко доводит это до конца. Но в ранние годы мы не обращали внимания на текст, достаточно было, чтобы песня имела хоть какое-то подобие темы: она любит тебя, она любит его, они все любят друг друга. Нам было важно общее звучание и изюминка в песне. Да и сейчас я считаю это самым главным, хотя стараюсь, чтобы текст был осмысленным сам по себе, без мелодии, взятой вне песни.

– Когда ты рассказываешь о том, как вы вместе работали над текстом одной песни, то возникает мысль, что ты сотрудничал с Полом теснее, чем это раньше признавал. Разве ты не говорил, что большинство своих песен вы написали порознь, хотя и ставили на них ваши имена вместе?

– Да, но я соврал (смеется). Я это говорил, когда был зол и мне казалось, что мы все делали порознь. На самом деле многие песни мы сочиняли вместе.

– Но многие все-таки написаны отдельно?»

– Много и таких. Например, «Sergeant Pepper» – это идея Пола. Я вспоминаю, что он долго с ней носился, а потом вдруг позвал меня в студию и сказал, что пора написать несколько песен. Он дал срок всего 10 дней и за это время я написал «Lucy In The Sky With Diamonds» и «Day In The Life». Мы мало общались тогда, а потом стали еще меньше общаться. Вот почему меня все это раздражало. Но теперь я понимаю, что это было просто продолжение старой игры в соперничество.

– Но эта игра была вам полезна, ведь так?

– Да, в раннем творчестве. Мы делали пластинку за 12 часов. Каждые 3 месяца от нас требовали сингл, нам приходилось сочинять песни для него в автобусе или в номере отеля. Поэтому сотрудничество было не только музыкальное, но и вообще деловое.

– Не кажется ли тебе, что именно этого делового сотрудничества, этой магии вам впоследствии так не хватало?

– Я никогда этого не ощущал. Не хочу, чтобы это было понято так, будто Пол был мне не нужен. Когда он был рядом, то все получалось. Но мне легче говорить о том, что я дал ему, чем о том, что он дал мне. И он бы сказал то же самое.

– Вот к этому мы и подходим: ты говоришь, что твои послебитловские работы не хуже старых, но если говорить обо всех вас, то не имеем ли мы здесь случай, когда творческое целое превосходит отдельные свои компоненты?

– Не знаю, устроит ли тебя такой ответ: когда «Битлз» играли в Америке первый раз, они играли как ремесленники, все это исчезло очень давно. В этом же смысле творческие силы покинули нас еще в середине 60-х. Когда мы с Полом начали работать вместе, это было началом тесных взаимоотношений между двумя людьми. Энергия переливала через край. В период «Сержанта» наши отношения вызрели окончательно. Продолжай мы работать дальше вместе, появилось бы, наверно, много интересных вещей, но прежними они не получились бы.

– Перейдем к Ринго. Как ты оцениваешь его как музыканта?

– Он сам по себе уже был звездой уже в Ливерпуле еще до встречи с нами. Он был профессиональным ударником, пел, выступал с большим успехом. Он играл в одной из знаменитых групп в Англии, в Ливерпуле. Так что талант Ринго так или иначе проявился бы. Не знаю где – в актерской ли игре, в пении или в игре на ударных, но в нем всегда была какая-то творческая искра – сразу и не определишь какая. Которая вселяла уверенность: да, этот не пропадет, с «Битлз» или без них, но не пропадет. Ринго чертовски отличный ударник. Технически он не очень силен, но я думаю, что его недооценивают как ударника, точно так же, как Пола недооценивают как бас-гитариста. Пол был одним из самых изобретательных бас-гитаристов – новаторов, и половина того, что сейчас делается, скопировано с его битловских работ. Во всем, что касается его самого, он – эгоманьяк, но вот по отношению к своим талантам бас-гитариста он был всегда как-то очень робок. Я думаю, что Пол и Ринго лучше любого другого из рок-музыкантов. Технически они не лучше, как и все мы... Никто из нас не знает нот. Но как музыканты, как люди вдохновения – не хуже других.

– Что ты думаешь о музыке Джорджа?

– Альбом «All Things Must Pass», по-моему, был отличным. Просто он слишком длинный.

– Вообще ты почти не упоминаешь Джорджа в этом интервью.

– Меня обидела его книга «I Me Mine». Так что пусть послушает и мою отповедь. Он издал книгу о своей жизни, там есть вопиющий факт: он утверждает, что я не оказал ни малейшего влияния на его жизнь. В книге он описывает, какое видение посетило его, вызвало к жизни каждую новую песню, он вспоминает всех, даже паршивых гитаристов и саксофонистов, с которыми встречался позднее, а меня в книге нет.

– Почему?

– Потому что наша с ним дружба были похоже на отношения старшего товарища и юного последователя. Он моложе меня на 3-4 года. Это были отношения любви и ненависти, думаю, Джордж до сих пор смотрит на меня осуждающе, как на папу, который ушел из дома, бросив семью. Вряд ли он согласится с этим, но так чувствую я. Я обиделся. Не хочу показаться эгоманьяком, но, когда мы начинали, он был моим учеником, последователем. Когда Пол и Джордж еще ходили в школу, я уже был студентом художественного колледжа. Между школьником и студентом – огромная пропасть, а я уже был студентом, уже пил и делал прочие нехорошие вещи. Когда Джордж был маленьким, он ходил за нами по пятам – за мной с Синтией, которая потом стала моей женой. Мы выходили из колледжа – и он тут как тут, вертится у входа. Я помню тот день, когда он зашел и попросил помочь ему с песней «Taxman». Это одна из его лучших песен. Я подкинул ему несколько строчек – этого он и просил. Он пришел ко мне, а не к Полу, потому что он не стал бы помогать. Мне не хотелось делать этого. Мало, что ли, у меня своих забот? Но я любил Джорджа и не хотел его обижать, и поэтому, когда он пришел ко мне в тот день и попросил, я прикусил язык и согласился. Я пожалел его, до этого все время были только Джон и Пол, а ему не было места, раньше он мало писал сам. Как певцу, мы давали ему один трек на каждом альбоме. Песни, которые принадлежали ему и Ринго, я отбирал из моего «танцзального» репертуара. Оттуда я их сам выбирал – те, что легче петь. В общем, я недоволен книгой Джорджа. Но не пойми меня неправильно. Я все еще люблю этих ребят. Битлов нет, но Джон, Пол, Джордж и Ринго продолжают делать свое дело.

– Джон, как бы ты определил сам твою мечту для 80-х?

– Каждый должен сам определить свою мечту. «Битлз» сделали это, Йоко тоже. Если хотите спасать Перу, идите спасайте Перу. Можно добиться чего угодно, но не надо возлагать надежду на лидеров и на счетчики. Джимми Картер или Рональд Рейган, Джон Леннон или Йоко, Боб Дилан или Иисус Христос не придут и не сделают это за вас. Нет, вы сами должны это сделать. Именно так испокон веков говорили великие учителя и учительницы. Они могут указать путь, оставить советы в книгах, которые сейчас называют священными и продают за обложку, а не за содержание. Все советы, все инструкции – открыты для всех, они были там и будут всегда. Вы сами можете себя разбудить.

– Что же удерживает людей от того, чтобы последовать этому совету?

– Боязнь неведомого. Страх заставляет их метаться в поисках мечты, иллюзии, войн, мира, любви, ненависти. Все это – иллюзии. Но не стоит бояться неизвестности. Надо признать, что это существует и смело плыть вперед. Все – неизвестно. Когда поймешь, тогда ты – главный в этой игре. В этом все дело. Так ведь?

Оригинал статьи:
http://www.beatlesinterviews.org/db1980.jlpb.beatles.html