Продвигай свою музыку
 
Pussy Riot
Pussy Riot
Pussy Riot
@pussy-riot

Надежда Толоконникова: «Pussy Riot» воспринимают так же серьезно, как официальных российских политиков

user image 2016-08-17
по: showbizby
Опубликовано в: Интервью

Четыре года назад Хамовнический суд Москвы приговорил участниц панк-группы Pussy Riot к лишению свободы за «панк-молебен», устроенный в храме Христа Спасителя. С тех пор девушки вышли на волю по амнистии, занялись правозащитными и медиапроектами, снялись в сериале «Карточный домик», выступили на заседании Европарламента и многое другое.

Участницы панк-группы Надежда Толоконникова и Мария Алехина рассказали «Снобу», почему общественная деятельность после тюрьмы была неизбежна, а политолог Георгий Сатаров и искусствовед Андрей Ерофеев — стали ли девушки такими же важными участниками международного политического процесса, как Сергей Лавров, и почему художницам пришлось конкурировать с государством в радикальном перформансе

Надежда Толоконникова, участница группы Pussy Riot: «Поворот от искусства к правозащите был этически неизбежен»

Пока мы сидели, большое количество людей жертвовали своим временем, силами, а иногда и свободой, чтобы помочь нам. Многие из них верили не столько в искусство Pussy Riot, сколько в политическую и активистскую составляющую того, что мы делали. Поэтому поворот в сторону правозащиты был для нас этически неизбежен: нам был дан голос, и мы должны были его использовать, вопреки тому, что я бы хотела углубиться в искусство, — потому что на нас была возложена определенная ответственность.

Кроме того, в заключении остались многие наши друзья или просто знакомые: женщины, которые сидят за мелкие нарушения, но все-таки были лишены свободы, а также женщины, которые наконец ответили на многолетнее домашнее насилие — некоторые из них убили мужей. К сожалению, статья о самозащите (ст. 108 УК РФ — до двух лет) почти не используется, и их сажают просто за убийство (ст. 105 УК РФ — до 15 лет), средний срок — 8 лет. Да, некоторые женщины действительно совершали преступления, но никто из них не заслуживает того отношения и тех условий, которые сегодня существуют в местах лишения свободы. Поэтому, еще сидя в колонии, мы придумали, что, освободившись, создадим правозащитную организацию.

Как это делать, было неясно, мы много раз наступали на грабли. Мы всегда были художниками и андерграундными активистами — опыта больших менеджерских проектов у нас не было. Пришлось начинать с нуля. И, учитывая исходные данные, вышло очень неплохо. Мы создали «Медиазону». В России с медиа вообще интересная ситуация: с одной стороны, это огромные риски, ты как будто плывешь в открытом океане, и твою шлюпку может накрыть штормом в любой момент. С другой стороны, на рынке независимых медиа почти нет конкуренции. Мы начинали «Медиазону» как проект, который в первую очередь будет поддерживать наши правозащитные инициативы, но она превратилась в нечто большее и теперь рассказывает о самых важных событиях в России, которые из Думы переместились в залы судебных заседаний, тюрьмы, колонии. Мы рассказываем о жизни простых русских людей, которые живут далеко от Москвы, не только в тюрьмах, но и в маленьких городах, о которых не помнит и не знает Путин. Проект имеет левую направленность, и мы фиксируем все события текущего кризиса, к которому Путин вел Россию последние 16 лет.

Пока мы сидели в тюрьме, нас поддерживала Мадонна — нам показалось логичным встретиться с ней, когда мы освободились. Мы выступили на одной сцене в Нью-Йорке в Барклайс-центре, а в этот же день на процессе по «болотному делу» зачитывали свои последние слова обвиняемые, и было невозможно думать о чем-либо другом. Свое выступление мы собрали из цитат подсудимых. Но с тех пор мы с Мадонной не взаимодействовали: не удалось сойтись во взглядах — она хотела делать фильм о Pussy Riot и полагала, что панк-группа должна пойти в шоу-бизнес.

В 2014 году мы много выступали в западных государственных структурах: парламенте Великобритании, сенате США, Европарламенте. Нас воспринимают так же серьезно, как официальных российских политиков. Но специфика российской политической ситуации — недостаток конкуренции, и политики в России не очень сильны в стратегии — об этом говорит хотя бы тот факт, что они думали, что смогут тихо посадить трех девочек в тюрьму. В результате в международном пространстве сформировался запрос на альтернативное мнение, а мы стали одними из тех, кто его высказывает.

Когда мы встретились с Тарантино, он сказал: «Очень глупо со стороны государства сажать анархистов. Тем более, в итоге оказалось, что посадили не анархистов, а пранкстеров — что еще более глупо». Тарантино любит людей, которые нарушают правила. А я в этом и вижу свою задачу — двигать границы возможного, и в этом смысле — нарушать правила.

Теперь, когда «Зона права» и «Медиазона» окрепли и выросли, я могу заняться другими проектами. Например, собираюсь стать андрогином: не буду пришивать себе член, но я работаю над мышцами и мужской скульптурой тела. Еще Платон в «Пире» писал о мифе, что первые люди были одновременно и мужчинами, и женщинами — я хочу этот миф воспроизвести.

800

Мария Алехина, участница группы Pussy Riot: «Как сохранить свободу не в тюрьме, а на воле — большой вопрос»

У людей получается сделать что-то живое и настоящее, только если какие-то события оставили след в их жизни. Каждое переживание, с которым сталкивается человек, можно трансформировать в продукт, дать ему новую жизнь в новых формах. Что такое испытание тюрьмой, людьми считывается достаточно легко. Но мало кто понимает, что происходит с людьми, которые освобождаются, — а это серьезный эмоциональный опыт, который необходимо рефлексировать коллективно.

Я к этому пришла не сразу. После освобождения, весь 2014 год, мы занимались тем, чего раньше никогда не делали: строили правозащитную организацию. До тюрьмы мы жили и работали в среде левых художников, никогда не интересовались вопросами съема помещений для офиса и не имели представления, как организована работа редакции. И что делать, если телефон разрывается от десятков звонков и люди со всей страны умоляют о помощи, потому что им больше не к кому обратиться. На налаживание работы ушел год.

За 2014 год ключевым образом изменилась Россия: начиная с Олимпийских игр, когда у всей путинской тусовки появилось убеждение, что они стали олимпийскими богами, и заканчивая событиями в Крыму и на востоке Украины. Мы менялись вместе со страной. Появилась необходимость не только зафиксировать наш тюремный опыт, но и говорить о том, что происходит здесь и сейчас, и находить для этого новые формы. А происходило тогда «болотное дело». Для меня оно стало лакмусовой бумажкой, событием, которое обличает все злокачественные процессы в стране.

В мае мы предложили Конгрессу США включить в «список Магнитского» всех причастных к этому политическому делу — от Бастрыкина до судей, принимавших решения о заключении обвиняемых под стражу. Почему этим занялись художницы из панк-группы? Потому что классическая политика в костюмах всех достала своим лицемерием. В Штатах, Европе, Австралии существует огромное количество конференций, лекций, дискуссий, на которые приглашают людей, так или иначе вовлеченных в политический процесс. Мы — лишь одни из многих таких людей. Причины понятны: если ты хочешь наладить политический диалог, ты должен быть живым и настоящим, делиться своим опытом, а не зачитывать заготовленные политконсультантами речи. Но мне все равно казалось, что необходимо найти новые формы для рефлексии и международного взаимодействия.

Тогда я присоединилась к Белорусскому свободному театру — это театральная труппа, которая занимается в Белоруссии тем же, что мы делали в России. С его участниками я близко познакомилась во французском Кале в лагере беженцев. Там мы с режиссерами Николаем Халезиным и его женой Натальей Колядой, уже 4 года находящимися в статусе беженцев в Европе, придумали совместный проект. Дело в том, что о некоторых вещах говорить просто бессмысленно, без толку рассказывать, что такое обыск, через который проходят все заключенные, — это опыт очень специфический. Единственный способ его как-то донести до людей — показать.

Сейчас, когда говорят о судьбе участниц Pussy Riot, чаще вспоминают наше выступление на концерте с Мадонной или съемки в «Карточном домике». Но я много работаю над тем, чтобы показать изнанку этого фана. В своем последнем слове перед приговором я сказала: «Можно лишить так называемой “свободы”, но настоящей свободы не забрать». Как не дать забрать свою свободу, когда ты находишься в тюрьме, уже более или менее понятно. Но как не дать ее забрать, когда ты оказался на воле, — это вопрос, на который мы пытаемся ответить в Белорусском свободном театре.

800

Георгий Сатаров, политолог, президент Фонда прикладных политических исследований «Индем»: «Pussy Riot занимаются своеобразным искусством — это современное юродство в чистом виде»

Немало людей после возвращения из заключения начинают заниматься правозащитной деятельностью — это естественно для тех, кто попал в тюрьму, имея либо гражданскую позицию, либо хорошее представление о несправедливости сущего. Буковский и Сахаров тоже в свое время прошли этот путь и имели успех, авторитет и популярность намного масштабнее, чем Pussy Riot. Девушки занимаются своеобразным искусством — это современное юродство в чистом виде. Церковь не распознала его и даже наказала за него, но пусть это останется на ее совести.

Pussy Riot вышли из тюрьмы, обладая большим социальным капиталом, и решили его использовать для решения тех же задач, которые пытались решить с помощью юродского искусства. То, что для Запада группа стала в чем-то важнее Сергея Лаврова, — не столько их заслуга, сколько проблема министра. Запад ищет тех, с кем можно общаться, людей искренних и понимающих — этих качеств сильно не хватает официальным лицам российской политики. Зато они есть у участниц панк-группы.

800

Андрей Ерофеев, искусствовед, куратор: «Государство занялось радикальными перформансами, а Pussy Riot — правозащитой»

Я бы не стал всерьез утверждать, что Толоконникова и Алехина занялись «народной дипломатией». Дело в том, что они занимаются внутренними проблемами России: это не дипломатия, связанная с выходом страны на мировую арену и ее взаимодействием с внешним миром, а попытка реакции на те ситуации, с которыми они столкнулись внутри страны и которые они пытаются исправить.

Интересно, что сейчас Pussy Riot отказались от своей изначальной эстетики. Этот поворот объясняет одна фраза, которую сказала Надя Толоконникова: «Когда государство ведет себя как панк, художник должен вернуться к простому серьезному высказыванию, измениться принципиально». Они перешли к правозащитной деятельности, почувствовав, что эта сфера требует максимальной поддержки и участия и она наиболее адекватна в современной ситуации.

Художник в нынешних условиях — особенно после Крыма — по существу оказался безоружен: его эстетику, формат радикальных перформансов перехватили люди власти, люди, которые устроили такой кровавый маскарад на юго-востоке Украине. Власти повели себя артистично, раскованно, бесшабашно, как Бреннер или Кулик, а потом — в более мягкой ироничной форме — группа Pussy Riot. И пока акционисты и художники радикального перформанса, типа Осмоловского, Кулика или «Войны», просто замолчали или даже ушли на пенсию, Pussy Riot отреагировали наиболее адекватно — надели пиджаки и занялись правозащитой. Отсюда и интерес Запада, где художник ценится как личность, тем более если он имеет такое огромное влияние на общество и такую мощную реакцию власти.

800

Текст: Анна Карпова

Источник:
https://snob.ru/selected/entry/112406

Сохранить

Читайте нас в Telegram Читайте нас в Яндекс.Дзен

Tags