Исполнилось 65 лет Мамонову – человеку, у которого есть шанс стать святым

Когда придет время оправдываться перед внуками, которые наверняка ведь спросят: «Как вы могли в этом жить? Как не стыдно! Зачем вы всю эту гадость читали, смотрели, слушали?» — я скажу одну-единственную фразу: «Зато у нас был Мамонов». И мне будет уже не стыдно.

Он не лучший музыкант на свете и не самый выразительный актер. Но то, что внутри его музыки и спектаклей, — поражает. Главная тема, которая не менялась со времен горячечных песен «Звуков Му» по сей день, — ты и вечность. Смерть, Бог, время — и ты со своими глупостями…

Глупости и уродства получаются у Мамонова особенно хорошо. Все эти юродивые гримасы, нелепые ужимки, странная вывернутая пластика, кривизна во всем. Когда-то, еще в 80-х, послушав «Звуки Му», Алла Пугачева сказала: «Теперь и у некрасивых людей есть своя музыка».

В этом слышится что-то гоголевское. Мало кто замечает, что у Мамонова чуть ли не каждая вещь — о маленьком человеке. Главный персонаж — серый голубь из старой песни: «Я самый плохой, я хуже тебя, я самый ненужный, я гадость, я дрянь — зато я умею летать!» Могли бы летать, а живем так, что самим смотреть не хочется. Неприятно. Жалко. Страшно. Смешно.

Жалко всех. И «Незнайку» из его новой программы, и мужиков в подворотне, и менеджеров, из которых ведь могло же получиться что-то хорошее…

Примитивное, предметное мамоновское мышление обескураживает. Никаких абстракций. Он говорит: «Завтра лист фанеры упадет с грузовика, пробьет ветровое стекло и снесет полголовы. Не нужно будет ходить на работу, звонить по мобильному телефону, врать, вкусно есть, пить, ездить на курорт. Ничего не будет. И что? Такими и останемся в вечности? Жизнь уходит на то, чтобы стать нормальным человеком. Да и то если успеешь».

Что будет, если отобрать у нас все, из чего мы, как кажется, состоим: электричество, дома, машины, работу, развлечения? То, что в остатке, — и есть мы. Сидим в темноте, обхватив голову руками, и думаем.

Тема неприятная, неактуальная по теперешним временам. Но кто-то должен говорить и об этом.

«Очень хочется стать святым при жизни», — сказал однажды Гребенщиков. И у Мамонова есть все шансы. В фильме Сергея Лобана «Мамон-Лобан» Петр Николаевич, как библейский пророк, бегает по Цветному бульвару, останавливая прохожих и отчаянно пытаясь втолковать им что-то важное, объяснить, что они живут неправильно, что надо совершенно иначе…

Невооруженным глазом видно, как сильно его колбасит, как раздирают бесы, как нелегко справляться со своей могучей природой. Его попросту очень много. Включите на пять секунд любую песню, любой его фильм. Раз появившись, он сразу заполняет собой всё, от него никуда не деться.

И вот тут главное противоречие, главный сюжет его жизни.

Несмотря на свои ужимки, Петр Николаевич очень сильный человек — и духовно, и буквально, физически. В 65 лет он в блестящей форме — крепкий, кряжистый, подтянутый. И сейчас легко может повторить свой фирменный номер времен «Звуков Му» — падение на сцену без страховки, всем телом, не группируясь. Пластика потрясающая. Чтобы двигаться, как двигается Мамонов, нужны годы ежедневных тренировок. А Петру Николаевичу все это дано от природы…

А уж духовно… Не зря Лунгин выбрал его на роль Ивана Грозного в фильме «Царь». Есть в нем что-то царское, грозное. И уж, безусловно, Мамонов — моральный авторитет. К каждому, самому бессвязному его интервью прислушивается страна. Этот не соврет, не сфальшивит, не схалтурит. Мудрый старик, за юродивым беззубым обликом которого чувствуется значительность, а мы уже стали отвыкать от нее. Когда началась война на Украине, он сказал: «Пока мы будем друг с другом пихаться и выяснять, кто прав, будет литься кровь. Как только научимся отдавать свою правду вонючую за любовь, мир сильно изменится». Вот так. Правда против любви.

Между тем, как у старого панка и траблмейкера, у него всегда нож в кармане. От него одного еще можно ожидать скандала — не дешевого, пиаровского, а глобального, на уровне откровения. Такого, какой он устроил на вручении «Золотого орла» за фильм «Остров». Тогда, в 2007-м, вместо обязательных церемонных благодарностей Мамонов вдруг начал говорить пронзительные вещи о стране, о людях, которые умирают в нищете, о вырождении нации. Монолог был настолько резкий, что его вырезали из трансляции, а текстовую расшифровку в интернете так и озаглавили: «Откровение Петра». Вполне по-библейски.

И так постоянно. То кричит, потрясая кулаком в небо: «Кто, кроме Петра Николаевича? Никого не осталось!» А то бормочет чуть слышно: «Мы тут не спеша, по-стариковски, неуверенно, неумело. Жизнь такая сейчас, что хочется поспокойней, без прыжков без этих, без визгов»…

Сложная фигура. Трагическая. Его просто разрывает напополам. Впрочем, как и всех нас.

…Это было года три назад за кулисами Театра Станиславского. Только что закончился спектакль. У Мамонова берет интервью арабское телевидение. Еще ничего не спросили, а уже началось:

— За что я вас, казахов, люблю — старших уважаете!

И стал обращать арабов в православие. Кажется, обратил, но я не уверен, я не все по-арабски понял.

Меня он спросил:

— Боишься Путина? Ну, вот если посадит?

— Боюсь.

— А Бога, значит, боишься меньше?

Стоим с оператором у театра, курим. Выходит. Сейчас его увезут.

— Всего доброго, Петр Николаич!

Тут он оборачивается, присел, сделал пальцами козу и:

— Привет, Москва! «Звуки Му»!

Тверская, час ночи. Пустынная мостовая. Сел в машину, и раз — его нет.

Ян Шенкман, «Новая газета»
http://www.novayagazeta.ru/arts/72670.htmlhttp://www.novayagazeta.ru/arts/72670.html